Проблема языка описания.

Первый аспект связан с проблемой достоверности знаний, передаваемых конкретным текстом на том или ином языке. С одной стороны любое описание есть истолкование, поэтому оно всегда субъективно — и в этом смысле неточно. А с другой, любое высказывание имеет свою референцию (отсылку) и свой референтный индекс (предмет отсылки), т.е. любое высказы­вание может иметь область значений, где оно верно. Т.о., всё верно и неверно одновременно. Нужна сила (позиция) которая установит ориентиры в соответствии со своим чувством прав­ды. Такой силой является субъект — испытуемый, эксперт, ис­следователь.

Второй аспект заключается в том, насколько допустимо ис­пользовать язык как источник знаний. Уникальность языка как источника познания заключается в том, что «это единственная объективная форма субъективности, в которой содержатся все исторические семантические напластования, доступные эмпи­рическому наблюдению» (Фёдоров, 1995).

Применительно к нашим задачам такая позиция означает «разрешение» на применение в качестве полноправных аргу­ментов этимологической реконструкции слов ссылок на ус­тойчивые словосочетания, анализа структурных особенностей слов и выражений и т.п.

Третий аспект касается вопроса о том, какими языками можем воспользоваться мы в рамках заявленного подхода. «В какой мере можно раскрыть и прокомментировать смысл (об­раза или символа)? Только с помощью другого (изоморфного) смысла (символа или образа). Растворить его в понятиях невоз­можно» (Бахтин, 1979). По отношению к действиям это так же справедливо.

Поскольку сущность герменевтического подхода заклю­чается в отношении к тексту как к иносказанию, весь текст изначально мыслится как метафора — непрямое (с использо­ванием языка) указание на предмет описания. Поведение, как уже было показано, также является иносказанием, в котором используется невербальный язык. Понимание таких текстов, на каком бы языке они ни были сделаны, также по своей глу­бокой сущности оказывается метафоричным. Многие при­вычные обороты речи, составляющие научный стиль, восхо­дят к поведенческим актам, процессам восприятия, физичес­ким или психическим состояниям: «из сказанного следует», «точка зрения», «эта идея восходит к...». Чем образнее, тем ближе к истокам, а значит, и точнее, или чем сильнее редуци­руется образный ряд, тем научнее? Переформулируем иначе: как выбрать степень иносказания? С одной стороны, образы, нечеткие понятия, «образы мысли» (Библер), идее позволяют сохранить контекст поведения — это соответствует заявленной позиции. А с другой, если мы готовы пользоваться нечеткими понятиями, необходимо решить, каким образом обеспечить возможность диалога между естественно — научной и герме­невтической логикой.

Е.Л. Доценко предлагает придерживаться следующей такти­ки. Там, где будет возможно — а в отношении ключевых поня­тий везде — аналитическое дескриптивное определение должно дополняться соответствующей метафорой, а метафоры, в свою очередь, — «переводиться» на язык более строгих понятий. Это позволит с одной стороны, поместить строгое определение в более широкий контекст, сохранить слабые связи, не вошед­шие в определение, смягчить неизбежное в таких определениях редуцирование. А с другой стороны, в метафорическом образе выделить область наиболее плотных значений и преобразовать их в более строгое определение. В результате мы получим це­лостную конструкцию, в которой строгое определение и мета­фора будут соотноситься как фигура и фон. Что есть фигура, а что фон — решать пользователю в зависимости от своих задач или предпочтений.

Четвёртый аспект связан с проблематизацией отношений к живому поведенческому языку — насколько допустимо его ис­пользование в научном тексте. Принципиально возможно об­ращение к обыденному языку как к феноменологической базе, рассматривая его как объект исследования, в котором заключён богатый опыт человеческой деятельности и общения. В самом же изложении обыденные выражения могут использоваться как метафоры или аллегории, которые более подходящим об­разом соответствуют цели ёмкого и ширококонтекстуального высказывания.