Вероятностная модель языка (Проблема имени)

«Понимание не приходит со знанием. Оно приходит в ин­тервале между словами, между мыслями, этот интервал — без­молвие, не нарушенное знаниями; оно открыто, неуловимо, внутренне полно».

Кришнамурти

«Разъяснять — значит даром терять время. Человек, видя­щий ясно, понимает с намёка; человек же неправильно видя­щий, не поймёт из целой речи».

Джон Рёскин

Имя, как мы его понимаем, — это внеязыковая категория. Имя человека, как нечто ему имманентное, не есть средство коммуникации. В системе его коммуникаций оно превращает­ся в слово с множеством значений. Можно думать, что имя — это реликтовое явление в нашей культуре. Оно относится к дологи­ческому — образному — мышлению человека, и попытка соот­нести его представлением о логических атомах — это придание старому понятию совсем нового смысла. Пользуясь терминоло­гией Лангер (1959), можно сказать, что имя — недискурссивный символ, его не имеет смысла разлагать на отдельные элементы, ибо действует он только как нечто целое. Правила, по которым он сложен из отдельных элементов, не имеют значения в процес­се его восприятия. Если признать правомерной эту точку зре­ния, то окажутся понятыми такие явления в истории культуры, как представления о магии имён. Имя в этой системе взглядов могло быть имманентно и скрытым силам природы, которые, как иногда представлялось, можно было вызвать произнесени­ем имени. Становится понятной и структура религий. Доста­точно разработанная религиозная система может состоять из догматов — формулировок, сделанных на словесно- логическом уровне, символов веры — имён, смысл которых может быть по­нят лишь внутренним углубление в себя, и ритуалов, которые являются игровыми проявлениями именной символики.

Миф — это также недискурссивная структура, устроенная также, как имя, но иерархически стоящая выше. Представле­ние о восприятии имени как о чтении чего-то изнутри застав­ляет обратиться к смутной концепции о врождённых задатках человека. Интересно, что Хомский в книге «Язык и мышление» выдвигает гипотезу о врождённости механизмов порождения выражений языка. По его представлениям, ребёнок, овладевая первым языком, не обучается ему, а созревает до его овладения. Основания для выдвижения такой гипотезы есть. Дело в том, что не удалось проследить эволюцию интеллекта на пути его овладения языком. Племена, находящиеся на самой низкой стадии культурного развития, вполне подготовлены для овла­дения всеми языковыми средствами. И в то же время даже вы­сших животных нельзя научить элементам языкового поведе­ния, если язык понимать как систему логически непротиворе­чивых операций над абстрактными символами, не как простой отклик на отдельные сигналы. Отсюда Хомский делает вывод о существовании «универсальной грамматики», стоящей за все­ми грамматиками реально существующего многообразия язы­ков (отсюда трудности с машинным переводом — ЭВМ трудно обучить языковому поведению).

Но вернёмся к проблеме восприятия имени. Ни у кого не вызывает сомнения факт, что определённые вещества могут изменять настроение человека и даже вызывать у него яркие галлюцинации. Химические вещества являются здесь только стимуляторами, включающими (усиливающими) генерирова­ния фантазий у человека. Эту потенцию приходится признать врождённой. И можно подумать, что не дискурсивные символы являются ключом к включению каких-то генераторов фанта­зий на «внелогическом уровне». И именно в этом смысле оно не является средством коммуникации. Они не передают чего-то от одного лица к другому, а служат только ключом для включе­ния механизма воспроизведения чего-то внутри нас.

Можно полагать, что врождённой является у человека толь­ко некоторая потенциальная возможность, а её конкретная реа­лизация задаётся воздействием той или иной культуры, а может быть и волей человека, его умением сосредотачиваться — меди­тировать, отвлекаясь от внешних раздражителей и от коммуни­каций на логическом уровне с другими и с самим собой.